Н.В. Уфимцева

Языковое сознание и образ мира славян1

Естественная жизнь всякой самобытной культуры заключается в постоянном создании новых форм для выражения своего духа. Еще А.С. Хомяков утверждал, что формы, заимствованные извне, не могут служить выражению духа своей культуры, и «всякая духовная личность народа может выразиться только в формах, созданных ею самой» [Хомяков 1845]. Культура, по С.Н.Трубецкому [1995], — это исторически непрерывно меняющийся продукт коллективного творчества прошлых и современных поколений. Для нормального развития культуры необходим общий запас культурных ценностей, инвентарь культуры, который должен транслироваться следующим поколениям через традицию.

Этническая культура, понимаемая как исторически выработанный способ деятельности, предполагает, что всем явлениям культуры присуща общая функция — служить средством человеческой деятельности. Следовательно, быть культурным — значит уметь пользоваться множеством вещей, владеть системой средств, благодаря которой осуществляется коллективная и индивидуальная деятельность (Э.С. Маркарян). В понятие «способ деятельности» включаются не только умения и навыки, но и весь спектр объективных средств осуществления активности людей. Его элементами являются внебиологически выработанные средства, с помощью которых действия людей стимулируются, программируются, воспроизводятся [Лурье 1997].

Чем обуславливается неповторимость, непохожесть этнических культур? Можно вслед за Маркаряном считать, что эта неповторимость есть результат особой, свойственной лишь данной культуре системы организации элементов опыта, которые сами по себе не всегда являются уникальными и повторяются во множестве культур [Маркарян 1969: 68]. Если перевести это высказывание на язык психологии, то придется согласиться с А.А. Леонтьевым, что «в основе мировидения и мировосприятия каждого народа лежит своя система предметных значений, социальных стереотипов, когнитивных схем. Поэтому сознание человека всегда этнически обусловлено, видения мира одними народом нельзя простым „перекодированием“ перевести на язык культуры другого народа» [Леонтьев 1993: 20].

Имя, которое дается образу сознания (а одна из функций культуры как раз в том и состоит, что культура дает особое имя всем предметам и явлениям своего «культурного космоса») есть живое имя, ибо оно вырастает из действия и несет в себе его скрытую энергию (потенциальную модель культурного действия). По мнению С.В. Лурье, именно так этнос адаптируется к реальному миру. Таким способом как бы задается та система координат, в которой будет действовать в мире представитель данной этнической культуры, формируется образ мира, который является «основополагающей компонентой культуры этноса» [Лурье 1997: 221]. Однако в светлое поле сознания каждого носителя данной культуры попадают лишь отдельные фрагменты цельного образа мира, осознается скорее ее наличие и целостность. В процессе развития этноса образ мира может меняться, но неизменными остаются принадлежащие коллективному бессознательному структурообразующие элементы этнического бессознательного — этнические константы, которые представляют собой «бессознательные комплексы, складывающиеся в процессе адаптации человеческого коллектива (этноса) к окружающей природно-социальной среде и выполняющие в этнической культуре роль основных механизмов, ответственных за психологическую адаптацию этноса к окружающей среде… Система этнических констант и является той призмой, сквозь которую человек смотрит на мир» [Лурье 1997: 228].

В процессе социализации происходит «присвоение» этой системы этнических констант, что и обусловливает этничность сознания человека.

Образ мира как основополагающая компонента культуры и является объектом нашего исследования, а его предметом становится сознание носителей той или иной этнической культуры, которое в силу своей недоступности прямому изучению может изучаться только через различные формы своего овнешнения. Одной из таких форм является языковое сознание — опосредованный языком образ мира той или иной культуры, т.е. «совокупность перцептивных, концептуальных и процедурных знаний носителя культуры об объектах реального мира» [Тарасов 1996: 7]. Образ сознания, ассоциированный со словом — это одна из многих попыток описать знания, используемые коммуникантами при производстве и восприятии речевых сообщений. А имя (слово, тело знака) — это та культурная рамка, которая накладывается на индивидуальный опыт каждого человека, прошедшего социализацию в определенной культуре. «Назвать» — значит приписать определенное значение, а приписать определенное значение, значит, понять, включить в свое сознание.

С начала 90-х годов в московской психолингвистической школе начинает формироваться новая методологическая база для этнопсихолингвистических исследований: центральной проблемой становится исследование этнокультурной специфики языкового сознания. Теоретической основой исследований служит обоснованное в психологии представление о том, что явления реальной действительности, воспринимаемые человеком в структуре деятельности и общения, отображаются в его сознании таким образом, что это отображение фиксирует причинные и пространственные связи явлений и эмоций, вызываемых восприятием этих явлений, и образ мира меняется от одной культуры к другой.

В рамках исследовательской программы «Сопоставительное исследование национального языкового сознания славян»2, которая является естественным продолжением исследований, начатых в процессе создания «Ассоциативного тезауруса современного русского языка», были проведены массовые ассоциативные эксперименты с носителями четырех славянских языков: белорусского, болгарского, русского и украинского. Возможность создания ассоциативного словаря любого языка основывается на психологическом представлении о связях единиц сознания в психике человека. В качестве единиц сознания могут выступать образы восприятия, представления, понятия, эмоции, чувства. Для построения ассоциативного словаря существенно, что получаемые в эксперименте ассоциации в ответах испытуемых обозначаются словом.

«Славянский ассоциативный словарь» вводит в научный оборот принципиально новый объект лингвистического, психолингвистического, этно- и социопсихологического анализа, который позволяет по-новому посмотреть на различия и сходства в образах мира славян. Этому способствует единый список слов-стимулов (см. приложение 1) в исходном (русском) варианте состоящий из 112 слов-стимулов и подбор испытуемых: для всех четырех языков это были студенты в возрасте от 18 до 25 лет, не менее 500 человек (мужчины и женщины примерно в равном количестве), обучающихся 11 наиболее распространенным университетским специальностям (математики, физики, химики, биологи, экономисты, философы (богословы), психологи, юристы, журналисты, педагоги), а также один и тот же временной период проведения ассоциативных экспериментов: 1998-1999 годы.

Ассоциативный эксперимент проводился методом письменного анкетирования на родном языке испытуемых. Предварительно исходный список слов был переведен двуязычными экспертами на белорусский, болгарский и украинский языки. Анкеты генерировались методом случайных чисел таким образом, что не было двух анкет с одинаковым порядком слов-стимулов. Каждый испытуемый получал бланк анкеты, и должен был отвечать на каждый стимул первым приходящим в голову словом. 3

Как показал анализ материалов «Русского ассоциативного словаря» [Уфимцева 1996, 1998] и «The Associative Thesaurus of English» [Kiss & all. 1972], наиболее продуктивным является анализ не только сходств и различий в образах сознания носителей разных культур, т.е. в содержании ассоциативных полей слов-стимулов, но и анализ системности образа мира через построение на основе Обратных словарей ядра языкового сознания.

Именно поэтому на первом этапе анализа материалов «Славянского ассоциативного словаря» нами было выявлено ядро языкового сознания белорусов, болгар, русских и украинцев (см. Таблицу 1). В данной статье мы ограничились рассмотрением первых 30 слов этого ядра.

Примечание. В скобках указана абсолютная частота встречаемости данного слова в качестве реакции на все слова стимульного списка. Рядом указано количество разных слов-стимулов, реакцией на которые является данное слово.

Опираясь на данные, приведенные в таблице 1, можно посмотреть, имеются ли совпадения в ядре языкового сознания четырех обследованных выборок испытуемых. Так, совпадающими во всех четырех списках являются следующие слова: жизнь, человек, любовь, радость, хорошо, друг, счастье, плохо, деньги, большой — всего 10 (33,3%) (здесь и далее дается русский перевод). Если же мы возьмем только первые 10 слов ядра языкового сознания, то среди них совпадающими для всех четырех выборок будут шесть слов: жизнь, человек, любовь, радость, друг, счастье, т.е. 60%. Для белорусов же, русских и украинцев совпадений еще больше: жизнь, человек, дом, любовь, радость, хорошо, друг, счастье — всего 8 слов — 80%.

В ядре языкового сознания белорусов и русских совпадают, кроме того: дом, красивый, добро, много, время — всего 15 слов (50%). В ядре языкового сознания белорусов и болгар к десяти общим для всех добавляются: много, мужчина, надежда, женщина, красота — всего 15 слов (50%).

В ядре языкового сознания белорусов и украинцев кроме общих для всех 10 слов совпадают еще: работа (бел. праца — укр. робота, праця), хороший, мужчина, надежда, женщина, красивый, девушка, красота, дом  — всего 19 (63,3%) (для белорусов) и 20 (для украинцев) (66,7%).

В ядре языкового сознания болгар и русских кроме указанных 10 общих слов совпадающими являются: ребенок, смерть, сила, нет, мир, я, всегда, много, все — всего 19 слов (63,3%).

В ядре языкового сознания болгар и украинцев кроме 10 общих для всех слов совпадают: сила, женщина, ребенок, мужчина, красота, смерть, надежда, деньги — всего 18 слов (60%).

В ядре языкового сознания украинцев и русских дополнительно совпадают: дом, ребенок, красивый, смерть, сила, свет, зло — всего 17 слов (56,6%). Эти данные можно представить в виде следующей таблицы.

Как мы видим, наибольший процент пересечений в исследуемом нами фрагменте ядра языкового сознания наблюдается у белорусов и украинцев, затем — у болгар и русских, далее идут болгары и украинцы, русские и украинцы, белорусы и болгары. Меньше всего совпадений у белорусов и русских.

Попробуем проанализировать содержание ассоциативных полей слов, входящих в ядро сознания всех четырех выборок испытуемых. Начнем со слова человек.

Как мы видим, среди самых частотных реакций на слово-стимул человек во всех четырех ассоциативных полях присутствует соотнесение человека с животным, с (живым) существом, зверем (у болгар эта реакция также присутствует, но с частотой 5) и, прежде всего с обезьяной (у болгарских испытуемых реакция малпа (обезьяна) имеет частоту 11, а у украинских испытуемых эта реакция как бы «рассыпается» на три: мавна (мартышка) 3, макака 1 и обiзяна 1, но продолжает быть, как и во всех остальных группах испытуемых самым «упоминаемым» животным), он хороший, умный и это, прежде всего мужчина и личность ( у русских испытуемых эта реакция имеет частоту 8), а также друг (у белорусских испытуемых эта реакция имеет частоту 8, а у украинских — 4). И отличительным признаком человека является ум (разум).

Необходимо отметить, что в ассоциативном поле слова-стимула человек в 1 томе «Русского ассоциативного словаря» [М., 1994] (далее РАС), материалы для которого собирались в 1988-1991 гг., почти отсутствуют такие реакции, как личность и мужчина (из 542 испытуемых эти реакции дали только 4) . За десять прошедших лет мы имеем в этом плане весьма существенные изменения в сознании русских, которые отразились в ответах наших испытуемых: реакция мужчина вошла в число первых десяти наиболее частотных реакций на стимул человек, а частота реакции личность удвоилась. Единичной является в ассоциативном поле слова-стимула человек у русских испытуемых по материалам РАС и реакция женщина. Посмотрим, как обстоит дело в материалах наших экспериментов. Так, у испытуемых-белорусов на слово-стимул человек реакция мужчина появляется 28 раз, а реакция жанчина только 3 раза; у испытуемых-болгар реакция мъж встречается 19 раз, а реакция жена - 5; у испытуемых-русских реакция мужчина имеет частоту 12, а реакция женщина вообще отсутствует; у испытуемых-украинцев реакция чоловiк появилась 5 раз, а реакция жiнка — 1 раз. Как мы видим, испытуемые всех четырех выборок интуитивно склонны представлять человека скорее как мужчину, чем как женщину, и особенно ярко это проявляется у белорусов.

Мы видим, что и реакция я на слово-стимул человек только у белорусов вошла в число десяти наиболее частых (у болгар ее частота равна 5, у русских — 3, у украинцев она вообще отсутствует).

Всем четырем группам испытуемых человек представляется скорее хорошим, чем плохим:

• белорусы — добры 34 /дрэнны 1,
• болгары — добър 21 / лош (плохой) 4,
• русские — хороший 20 / плохой 2,
• украинцы — добра 20 / погана 2.

И скорее другом, чем врагом:

• белорусы — сябар 8 / вораг 1;
• болгары — приятел 11/ враг 3;
• русские — друг 17 / враг 4;
• украинцы — друг 4 /ворог 3.

Такая смещенность оценки в сторону положительного признака наблюдается и по другим «парным» оценкам типа: умный — глупый, добрый — злой, большой — маленький. Таким образом, выявленный нами на материалах «Русского ассоциативного словаря» [Уфимцева 1998] сдвиг оценок в ядре языкового сознания русских в сторону признака положительного оказывается свойственным всем обследованным нами выборкам испытуемых — носителей четырех славянских культур. Более того, отмеченное [Стернин 1996; Уфимцева 1996] как неотъемлемое свойство русского менталитета стремление все оценить, всему приписать определенно качество оказывается присущим опять же всем четырем обследованным выборкам испытуемых. Так, например, среди реакций на стимул человек оценка (приписывание признака) занимает от числа всех реакций: у белорусов — 22,4%, у болгар — 24,2%, у русских — 29,5%, у украинцев -37,4% и является ведущей стратегией ассоциирования на это слово-стимул для всех четырех групп испытуемых.

Отмеченная нами [Уфимцева 1996] свойственная русским своеобразная планетарность мышления, выразившаяся в том, что человек соотносится с такими понятиями, как земля, космос, вселенная, оказалась устойчивой характеристикой ассоциативного поведения русских испытуемых и через 10 лет: по-прежнему с человеком ассоциируется вселенная, земля, цивилизация, мир. Однако эта особенность свойственна и всем остальным группам наших испытуемых. Так белорусы ассоциируют человека с землей, миром, планетой, обществом; болгары — с землей, эволюцией, космосом, обществом, человечеством, вселенной; украинцы — с вселенной, землей, космосом, обществом. И все группы испытуемых устойчиво связывают человека с жизнью.

Наряду с отмечаемым в ассоциативном поле слова-стимула человек у всех четырех групп испытуемых представлении о человеке как о социальном животном, у них присутствует и представление о человеке как о творении Божием: у белорусов об этом свидетельствуют такие реакции, как душа 2, Бог 2, Божае стварэнне 1; у болгар — душа 7, Бог 3, създание 2, Адам 1, творение 1, тленность1; у русских — Бог 3, душа 1, тайна 1, творение 1, а у украинцев — Бог 1, Iсус Христос 1, Адам 1, дитя Боже 1, створiння 3, творiння Бога 1. Необходимо отметить, что среди реакций на стимул человек в РАС у русских испытуемых встречается один раз только слово Бог.

Естественно, встает вопрос, какие из выявленных особенностей представления о человеке являются универсальными, а какие свойственны лишь обследованным четырем группам испытуемых и являются следствием близости четырех славянских культур. Воспользуемся для этого, во-первых, материалами «The Associative Thesaurus of English» [Kiss & all. 1972], а также материалами свободного ассоциативного эксперимента, проведенного с носителями вьетнамской культуры на том же списке слов-стимулов, что и в экспериментах с носителями славянских языков4.

Начнем с анализа сходств и различий в ядре языкового сознания вьетнамцев и носителей четырех славянских культур. Необходимо указать, что ядро языкового сознания вьетнамцев получено в результате обработки материалов свободного ассоциативного эксперимента со 108 испытуемыми, что значительно меньше нашей выборки испытуемых, и требует дальнейшего уточнения.

Как мы видим, совпадений в ядре языкового сознания между носителями вьетнамской культуры и четырех славянских значительно меньше, чем между самими носителями славянских культур. Отметим также, что и в центре языкового сознания вьетнамских испытуемых стоит слово жизнь.

И человека вьетнамские испытуемые прежде всего ассоциируют с жизнью (18), и, как указывает Нгуен Тхи Хыонг [2000], отличительной особенностью языкового сознания вьетнамцев является представление о человеке в составе толпы, человек не мыслится как личность, а как некое множество (друзья, дети, много людей, человечество).

В центре языкового сознания англичан (см. Таблицу 4) стоят два слова: me (1087), man (1071). Центральная позиция «Я» в языковом сознании англичан резко отличает их и от четырех групп славянских испытуемых, и от вьетнамцев. Для англичан man прежде всего связан с woman (66). Man  — это boy 2, child 1, creation 1, father 1, eater 1, и ему приписываются такие качества, как strong 3, alive 1, fat 1, он также соотносится с ape 1 и с mankind 1. Признаками человека (мужчины) для англичан являются beauty, power, sex, но возможна и такая характеристика, как nonsense.

Если же мы сравним ядро языкового сознания русских по данным РАС и ядро языкового сознания по данным «The Associative Thesaurus of English», то увидим, что процент совпадений составляет всего 42,6% (из 75 слов совпадают 32), а структура ядер принципиально различна.

Посмотрим, какие образы сознания стоят за словом жизнь у четырех групп испытуемых-славян.

Как мы видим, для всех четырех групп испытуемых весьма актуальной является связь таких понятий, как жизнь и смерть; жизнь для них и долгая, и короткая, с ней связано представление о счастье, радости, она прекрасна, хороша. Объединяет всех испытуемых и представление о жизни как о дороге, хотя для болгар такое понимание и менее актуально, чем для белорусов, русских и украинцев (път 4).Зато для них значительно более актуален, чем для всех остальных смисл жизни. И здесь необходимо заметить, что по материалам РАС 10 лет назад у русских испытуемых реакция смысл (36) на стимул жизнь была второй по частоте после реакции смерть, а в материалах нашего эксперимента она является единичной. И еще одна заметная утрата  — у жизни для русских испытуемых исчезла цель,- эта реакция стала единичной, а в РАСе она встретилась 13 раз. Зато появились такие реакции, как дар 2, подарок 2, Бог 1, благо 1, крест 1, страдание 1, чудо 1, это великий дар 1. Такое понимание жизни присутствует и у белорусов: дар 3, асалода 2, ад 1, вера 1, дано Богом 1, дар Божы 1; и у украинцев: Бог 1, безсмертя 1, вдячнiсть 1, душа 2, рок & доля 1, обов'язок& нести свiй хрест 1, пекло 1, подарунок 1, чудове 1. (Заметим, кстати, что цiль и сенс также являются у испытуемых-украинцев единичными реакциями на стимул ЖИЗНЬ, а у белорусов реакция сенс 4 является более частой, чем у русских и украинцев.) Несколько иначе этот ряд выглядит у испытуемых-болгар: вяра 3, изпитание 3, кръг 1, кръгврат 1, задгробен, след смъртта 1, тайнство 1, творение 1. Отличаются испытуемые-болгары и тем, что для них смысл жизни достаточно важен: реакция смисл 8 входит в число 10 наиболее частотных, и весьма важным для них является представление о жизни как о борьбе 13. Присутствует такое понимание жизни и у украинцев (боротьба 5), менее актуально оно для русских (борьба 2) и для белорусов (барацьба 1). Интересно, что у всех групп испытуемых весьма слабой является связь таких понятий, как жизнь — деньги.

Посмотрим, какие реакции на стимул жизнь типичны для испытуемых-вьетнамцев [Нгует Тхи Хыонг 2000]. Прежде всего — это реакция смерть 26, которая так же, как и у четырех групп славянских испытуемых является наиболее частотной, и реакция счастье 12, которая также входит в число наиболее частотных у испытуемых-славян. На этом сходство заканчивается.

жизнь для вьетнамцев связана с человеком 6, это именно человеческая жизнь 5, как указывает Нгуен Тхи Хыонг, и это — вода 5, пища 4, работа 4. Последнее понятие особенно важно для вьетнамцев, ибо жить — значит работать, а работать — значит жить (см. подробный анализ ниже, в статье Нгуен Тхи Хыонг).

жизнь для вьетнамца, как указывает Нгует Тхи Хыонг, — это прежде всего жизнь с ее повседневными заботами.

Как мы видим, даже такой беглый анализ позволяет увидеть существенное сходство в образе мира четырех групп наших испытуемых, что, тем не менее, совсем не предполагает их полного совпадения. Скорее, можно предположить определенное совпадение системы этнических констант, особенно для белорусов, русских и украинцев, что естественно вытекает из общности происхождения, истории и вероисповедания.

Что же касается достоверности самого ядра языкового сознания, полученного на относительно небольшом наборе стимулов (всего 112), то, сравнив русскую часть с результатами, полученными по материалам «Русского ассоциативного словаря», мы можем убедиться, что только 7 из 30 слов не входят в «большое» ядро (см. Приложение 2). Тем самым, еще раз подтверждается факт, отмеченный нами при анализе материалов «Русского ассоциативного словаря»: любой достаточно большой список слов-стимулов «приводит» к одному и тому же для данной культуры ядру языкового сознания, т.е. к центральным для данного образа мира понятиям в их соотношении друг с другом, т.е. в их системности. Можно предположить, что системность и состав ядра языкового сознания как раз и отражают системность и наполнение существующих в коллективном бессознательном этнических констант.

Литература

Русский ассоциативный словарь / Ю.Н.Караулов, Ю.А.Сорокин, Е.Ф.Тарасов, Н.В.Уфимцева, Г.А.Черкасова. Т. 1-6. М., 1994-1998.

А.А. Леонтьев. Языковое сознание и образ мира // Язык и сознание: парадоксальная рациональность. М., 1993, с. 16-21.

С.В. Лурье. Историческая этнология. М., 1997.

Е.С. Маркарян. Очерки теории культуры. Ереван, 1969.

Нгуен Тхи Хыонг. Мир в образах сознания вьетнамцев // Языковое сознание и образ мира. М., 2000.

Славянский ассоциативный словарь. Рукопись.

Е.Ф.Тарасов. Межкультурное общение — новая онтология анализа языкового сознания // Этнокультурная специфика языкового сознания. М., 1996, с. 7-22.

Н.С.Трубецкой. История. Культура. Язык. М., 1995.

Н.В.Уфимцева. Русские: опыт еще одного самопознания // Этнокультурная специфика языкового сознания. М., 1996, с. 139-162.

Н.В.Уфимцева. Этнический характер, образ себя и языковое сознание русских // Языковое сознание: формирование и функционирование. М., 1998, с. 135-170.

А.С.Хомяков. О старом и новом // А.С.Хомяков. Соч. в 2-х томах. Том 1. М., 1994, с. 456-470.

Kiss G., Armstrong C., Milroy R. The Associative Thesaurus of English. Edinburg, 1972.

Приложение 1

Приложение 2